Вячеслав Карабанов: Отвага и горечь Афгана

Один из наших земляков, воевавших в Афганистане, - Вячеслав Карабанов, хорошо известный прежде всего как человек, трижды избиравшийся главой Волоколамского муниципального района

Сегодня в интервью Вячеслав Николаевич делится воспоминаниями о том этапе его армейского пути, который был связан со службой в составе ограниченного контингента советских войск в Демократической Республике Афганистан.

Вячеслав Николаевич Карабанов  –  генерал-майор в отставке.

Родился 12 сентября 1946 года в городе Волоколамске, в семье рабочих.

С 1954 по 1962 год учился в Пороховской восьмилетней школе. По её окончании работал в совхозе «Волоколамский», на Волоколамском авторемонтном заводе, одновременно продолжая обучение в вечерней школе рабочей молодёжи.

В 1965 году поступил в Московский гидромелиоративный институт. Но уже после первого курса перевёлся в Московское высшее общевойсковое командное ордена Ленина Краснознамённое училище имени Верховного Совета РСФСР.

По окончании учёбы получил направление в Группу  советских войск в Германии, на должность командира  мотострелкового взвода.

В 1974 году, уже будучи начальником штаба мотострелкового батальона, поступил в Военную академию имени М. В. Фрунзе. Окончив её в 1977 году, был направлен в Главное оперативное управление Генерального штаба Вооружённых Сил СССР.

С 1982 по 1984 год командовал мотострелковым полком в Прибалтийском военном округе. С 1984 по 1986 год выполнял интернациональный долг в составе 40-й армии в Афганистане.

Затем, по 1988 год, командовал дивизией в Ашхабаде. После этого, до 1989 года, служил в Ташкенте заместителем начальника оперативного управления штаба Туркестанского военного округа. Позднее, до 1991 года, - военный комиссар Киргизии, а по 1992 год – первый заместитель председателя Государственного комитета по делам обороны Республики Кыргызстан – начальник штаба Государственного комитета по делам обороны Республики Кыргызстан. С 1992 по 1994 год – заместитель командующего войсками Приволжского военного округа. Уволился из Вооружённых сил по оргштатным мероприятиям.

До 2001 года работал на руководящих должностях на ряде отечественных и совместных предприятий. В том же году губернатором Подмосковья Б. В. Громовым был назначен руководителем территориального исполнительного органа государственной власти Московской области на территории Волоколамского района.

Затем трижды избирался главой Волоколамского муниципального района: в 2002, 2006 и 2010 годах.

Имеет награды: орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР», орден «Красная Звезда», более двадцати медалей; Благодарность Президента Российской Федерации; знаки губернатора Московской области; также удостоен высоких наград ряда иностранных государств.

- Вячеслав Николаевич! Скажите, ещё до ввода ограниченного контингента советских войск в Демократическую Республику Афганистан какая-то информация на этот счёт, - пусть и неофициальная, на уровне слухов, - ходила по армии?

- Когда в декабре 1979 года было принято данное решение, я находился на службе в Главном оперативном управлении Генерального штаба Вооружённых Сил СССР, - то есть там, где вся эта операция и разрабатывалась. И казалось бы, уже в силу этого я должен был располагать, ну, хоть какой-то информацией. Но моя деятельность была связана с управлением, отвечавшим, в частности, за Западное направление театра военных действий; а планы по вводу войск в Афганистан разрабатывались в другом управлении, в сферу компетенции которого входило направление Южное. 

Так вот мы, «западные», конечно, видели, что «южные», попросту говоря, носятся, как заведённые, работают по ночам, печатают кипы каких-то документов. Причём содержание этих документов было известно крайне узкому кругу лиц. Крайне узкому!

Словом, мы чувствовали: происходит что-то нерядовое. Но что именно, - об этом не имели ни малейшего представления. Даже, повторю, служа в Генштабе. Да, мы бок о бок работали с ребятами, которых прекрасно знали, с которыми повседневно общались; с кем-то даже учились вместе; с кем-то дружили. Однако секретность того, чем они в те дни занимались, была исключительной, чрезвычайной. Так что ни грамма информации не просачивалось за пределы их специально созданной оперативной группы.

Позже-то стало известно, что министр обороны и начальник Генерального штаба соответствующие вопросы обсуждали непосредственно в Политбюро ЦК партии, с высшим руководством государства. Там и принимались главные, ключевые, если хотите, судьбоносные решения. Прежде всего, – о вводе войск в Афганистан. 

Ввод войск в эту страну был молниеносным. Благодаря строжайшей секретности операции эффект её внезапности сыграл весьма положительную роль. Если бы о ней заблаговременно стало известно на сопредельной стороне, душманы хорошо бы подготовились: подтянули бы силы, технику. И как бы тогда развивались события, трудно сказать.

У нас в стране и во всём мире об этой операции стало известно только тогда, когда наши войска уже вошли в ДРА.

- Для человека военного готовность выполнить приказ командования является одной из сущностных составляющих профессии. И всё же… Как те события были восприняты в офицерской среде?

- Прямо скажу: в офицерском составе настроений типа «как бы не поехать в Афганистан» не было. Не было! Более того: и в Генеральном штабе, и в войсках многие офицеры изъявляли желание добровольно отправиться на службу туда, писали соответствующие рапорты.

Да вы знаете, и чисто по-мужски людям хотелось испытать себя в боевых условиях. И вообще, чувство долга было непоказным.

Со временем свою немаловажную роль во всё большей мере стал играть и стимул поощрений. Ведь военнослужащие-«афганцы» получали высокие государственные награды, вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза.

- С какими внутренними ощущениями, мыслями вы восприняли известие о вводе наших войск в Афганистан? Думали ли, что и вам придётся отправиться, прямо скажем, в не совсем обычную командировку, - на войну?

- Что касается меня, то «афганское» назначение я получил, когда служил в Калининграде, будучи командиром сто шестьдесят седьмого гвардейского мотострелкового полка первой гвардейской Московской мотострелковой дивизии.

Тогда было известно, что двенадцатый гвардейский полк нашей дивизии готовят к вхождению в состав пятой дивизии сороковой армии, дислоцировавшейся в Афганистане. И в данных условиях командование сочло необходимым назначить меня командиром того полка.

Было это так. Начальник штаба одиннадцатой гвардейской армии, дислоцировавшейся  в Калининграде, генерал Фёдоров в штабе нашей дивизии проводил совещание. Вдруг входит дежурный и говорит: командующий войсками округа требует к телефону подполковника Карабанова. Подхожу. После взаимных приветствий командующий спрашивает:

- Как вы смотрите на то, чтобы мы вас назначили командиром двенадцатого полка?

- Товарищ командующий, мне тридцать восемь лет.  Уже два с половиной года командую полком.

- У меня в округе более опытного командира полка нет.

- Я – солдат. И если вы считаете, что я нужен на этом месте, - я готов.

- Что ж, будем считать, что вопрос решён.

На этом разговор был закончен. Кстати, как раз тогда уже рассматривался вопрос о назначении меня начальником штаба дивизии. Я даже через Военный совет армии успел пройти. Тем не менее, сложилось так, как сложилось, о чём ни секунды не сожалею.

Через некоторое время пришёл приказ о моём новом назначении. Двенадцатый полк комплектовали военнослужащими из восьми-девяти военных округов, доводя  численность его личного состава до штата военного времени, - двух с половиной тысяч человек. Некоторых офицеров с их согласия я взял из своего прежнего полка.

И в декабре 1984 года десятью железнодорожными составами двенадцатый полк был перемещён из Калининграда под Ашхабад - в горный учебный центр  Келята Туркестанского военного округа. А я ещё до того самолётом залетел в Москву, домой. Сообщил жене о том, куда направляюсь. Посидели на дорожку с друзьями, а на следующее утро два моих товарища проводили меня на аэродром, и я улетел в Ашхабад, в Келяту, где и встретил прибывший туда полк.

В декабре же полк вошёл в состав сороковой армии.

Из пятой дивизии этой армии к нам прибыл заместитель командира дивизии подполковник Жинкин, который курировал наш полк и готовил его. А командование сороковой армии представлял генерал-майор Дубынин Владимир Петрович. Позже он стал командующим сороковой армией, а затем – начальником Генерального штаба. Был удостоен звания Героя Советского Союза. Увы, скоропостижно скончался.    

В течение двух месяцев мы готовились. Получили танки с усиленной бронёй, много различного вооружения. Занимались горной подготовкой, которой ранее у нас не было.

А в конце февраля восемьдесят пятого года мы через Кушку вошли в Афганистан. Первого марта полк, все две с половиной тысячи человек, сосредоточился под городом Герат.

- Как начиналась служба на новом месте? Вы приехали на голое место, на котором до вас никого не было?

- Да, обустраивались с нуля. Полк расположился в пустынном предгорье, в палаточном лагере. Правда, у меня как у комполка был военный кунг на базе автомобиля ЗИЛ-157 - со спальным местом, кондиционером. А в целом условия были, мягко говоря, не гостиничные. Ну, и, конечно, жара!

Расставили боевое охранение и приступили к выполнению задач, которые перед нами ставило командование. Должен сказать, что боевое охранение у нас было весьма надёжным, и это было видно. Наверное, и поэтому тоже душманы нас не трогали. В то время как были полки, которые обстреливались противником и средь бела дня.

Словом, служба у нас началась нормально. Кстати, ещё добавлю пару слов о быте. Насколько было возможно, мы его обустраивали. Так, ставили самодельные душевые. Да что душевые! Мы даже бани сколотили! Из чего бы, вы думали? Из снарядных ящиков. Баня была в каждом батальоне. Так что парились.

Питались мы хорошо. Правда, поначалу непривычной была консервированная картошка – в банках. Но потом и она пошла за милую душу.

- Какие задачи были поставлены перед полком?

- Один из трёх батальонов охранял трубопровод, по которому из Советского Союза поступало топливо для самолётов и вертолётов. Через определённые расстояния мы расставили посты, оборудовали укреплённые позиции. Маршрут постоянно патрулировался. Но это только одна из задач.

Постоянно выходила на задания рота разведки. Перекрывала пути прохода из Ирана в Афганистан караванов противника с оружием, с наркотиками.

Выходили батальоном, двумя-тремя ротами в горы – с целью поиска и уничтожения бандитов. 

В мае восемьдесят пятого года двумя батальонами мы вышли на блокирование и зачистку Герата. Это была одна из сложнейших задач, которая решалась в ходе большой дивизионной операции. В ней участвовали два полка, отдельные батальоны. Мы окружили город, перекрыли ведшие к нему магистрали и начали зачистку.

В тех боях наш полк потерял девять человек. Несколько из них погибли в подбитом из гранатомёта бронетранспортёре. Был убит командир танкового батальона майор Курин. Коля  вылезал из люка танка, и снайпер выстрелил ему прямо в лоб.

Соседний полк тоже потерял девять ребят...

Вообще же, за то время, когда я командовал двенадцатым полком, до лета восемьдесят шестого года, потери в нём составили тринадцать человек. В тот период это были самые маленькие потери по всем полкам, воевавшим в Афганистане.

- Вячеслав Николаевич, а каково это – переживать гибель своих подчинённых?

- Крайне тяжко! И просто по-человечески, и, так сказать, по-командирски. Ведь на твоих плечах огромная ответственность за каждого солдата и офицера.

Не было ничего тяжелее, чем отдать или получить приказ доставить тело по месту проживания погибшего, - «груз 200», как это называлось в армии. Офицеры, которые получали такой приказ, потом говорили мне, что лучше пойти в самый страшный бой, чем пережить всё это. А уж что говорить о родных и близких погибших, особенно солдат…

Тут ещё вот что хочу сказать. В войсках не было принято устраивать церемонию прощания с погибшими. Тела на вертолётах или бронетранспортёрах перевозили сразу в дивизионный морг, там укладывали в цинковые гробы, их запаивали и отправляли в Союз. То есть личный состав, за исключением непосредственных свидетелей гибели военнослужащего, не видел убитого.

Думаю, это было правильно. Публичные прощания наверняка на многих действовали бы угнетающе. А на войне быть в таком состоянии просто недопустимо – даже по соображениям личной безопасности, не говоря уже о снижении уровня готовности выполнить боевой приказ. Это ещё опаснее, ибо может привести к ещё большим жертвам.

- Применительно к Афганистану можно говорить, что там было не просто боевое братство, а фронтовое?

- Без сомнения! Ведь люди сражались на войне, на настоящей войне! Отправляясь в Афганистан, они уходили на фронт.

Что очень важно, - там сразу было видно, кто есть кто, кто чего стоит. И когда каждый верил товарищу едва ли не больше, чем себе, - это сплачивало людей сильнее всяких клятв, крепко-накрепко. Такое братство – навсегда! С тех времён прошло тридцать лет, а ребята до сих пор встречаются, переписываются, перезваниваются. Они верны именно фронтовому братству! И я не завидую тому, кто на него посягнёт.

- Здесь, Вячеслав Николаевич, не могу не вспомнить трогательный момент. В феврале две тысячи второго года, за месяц до первых для вас выборов главы района, вы собрали в конференц-зале районного административного здания людей, на помощь которых в предвыборной кампании рассчитывали. И среди них были ваши товарищи по службе в Афганистане.

Так получилось, что во время встречи вам пришлось выйти из зала, чтобы ответить на чей-то телефонный звонок. И тут один из ваших боевых друзей, однополчан, попросил слова и, пока вас не было, рассказал о том, как в полку вас по окончании афганской командировки провожали на Родину.

«Хотите – верьте, хотите – нет, - говорил ваш сослуживец, - но когда вертолёт с нашим командиром взлетел и сделал над нами два круга, многие из нас, людей военных, через многое прошедших, не смогли сдержать слёз»…

- И я сейчас скажу: хотите – верьте, хотите – нет, но то же самое происходило в вертолёте и со мною. Кстати, вообще-то, в той обстановке никаких кругов на вертолёте делать было нельзя. Но я попросил (именно попросил) командира «вертушки» сделать это, и он меня понял, за что я ему до сих пор благодарен.

- Тут вполне уместен вопрос о человеке, воевавшем в Афганистане на ответственных должностях, - командующем сороковой армией, выводившем её из этой страны, а впоследствии много сделавшем для развития ветеранского движения воинов-«афганцев». Скажите, в ДРА вы встречались с Борисом Всеволодовичем Громовым?

- Встречались! На тот момент Борис Всеволодович был представителем начальника Генерального штаба в Афганистане. Мы вместе оказались на каком-то военном совещании в Кабуле. А при Борисе Всеволодовиче были офицеры из Главного оперативного управления Генштаба, с которыми я в этом управлении служил. И пусть наша встреча была очень короткой, но зато исключительно тёплой. 

- Прошло уже столько лет, а споры относительно того, нужно ли нам было воевать в Афганистане, не утихают.

- Да, дискуссии на эту тему до сих пор сохраняют свою остроту.

Я вам так скажу. Афганистан – это не какая-то далёкая страна. Она граничит с нами. И тогда была буквально наводнена бандами, которые, терроризируя местное население, реально угрожая государственности Афганистана, готовы были в любой момент хлынуть через наши границы. Сам Афганистан они сделали бы враждебным для нас государством.

Нельзя сбрасывать со счетов и такой момент: не войди мы в Афганистан, туда в ближайшее же время вошли бы американцы. От них нам и так-то не приходилось ожидать ничего хорошего, а тут ещё их войска оказались бы у наших границ! Наверняка сразу бы появились их военные базы, базы НАТО, которые бы и до сих пор стояли там. Кстати, не те, потенциальные, а сегодняшние, реальные базы наших заокеанских, как теперь принято говорить, партнёров там имеются.

- В своё время вы подарили мне книгу известного военного исследователя афганских событий генерала Александра Ляховского «Трагедия и доблесть Афгана». Помнится, вы говорили, что автор – ваш однокашник.

- Да, мы с Сашей – светлая ему память! – вместе учились в Военной академии имени Фрунзе. Вместе служили в Генштабе. Долгое время дружили.

- Так в чём же, на ваш взгляд, трагедия и доблесть Афгана?

- Для нас это, прежде всего, трагедия человеческих потерь. Погибли, по официальным данным, более тринадцати тысяч наших солдат и офицеров. А сколько было раненых, искалеченных… Это глубокая, незаживающая рана в сердцах родных и близких, друзей павших воинов; тяжёлый след в сознании народа.

Думаю, нужно сказать и о трагедии Афганистана как нации, как государства, подвергшегося таким страшным испытаниям. Очень важно нам здесь, в России, учитывать уроки тех событий. Нет крепкого государства, единства народа, - можно потерять и страну.

Говоря о доблести, надо подчеркнуть: её в полной мере проявили наши Вооружённые Силы. Это исключительная, самоотверженная, если хотите, жертвенная верность долгу перед Родиной, интернациональному долгу перед страной, обратившейся к нам за помощью, когда над ней нависла страшная угроза.

Доблесть наших воинов проявлялась и в том, что они в Афганистане не ожесточались сердцем. 

Как бы странно это ни прозвучало, но до сих пор нас в той стране многие-многие люди вспоминают по-доброму. По крайней мере, так мне рассказывали мои знакомые, которые побывали там уже позже.

Хотя, может быть, это и не так уж странно. Да, в Афганистане мы воевали. Однако мы ведь и помогали в повседневных делах мирному населению, которое в значительной мере страдало от тех же душманов. Помогали солярой, продуктами питания, строили медпункты и даже больницы, военные медики лечили и стариков, и детей.

Вообще, наша политическая задача состояла в том, чтобы помочь законному правительству Афганистана (по его официальной просьбе!), народу стабилизировать ситуацию в стране, измотанной гражданской войной. Было необходимо, чтобы на юге с нами соседствовала миролюбивая по отношению к СССР, дружественная  страна.

Однако не всех это устраивало. И тогда особых сомнений не было, а уж впоследствии стало доподлинно известно, что противостоявшей нам стороне активно помогали американцы. Наши самолёты и вертолёты душманы сбивали ведь штатовскими «Стингерами».

И когда мы уходили из Афганистана, значительная часть народа сожалела об этом. Люди понимали, что теперь там начнётся. И ведь началось! И до сих пор страна страдает от острейших внутренних конфликтов.

Хочу вот что ещё отметить. Конечно, лучшим памятником погибшим может быть надёжный мир. Но жизнь уже неоднократно доказала непреложную истину: обеспечить его может только высокоэффективная армия.

В Афганистане наши Вооружённые Силы получили бесценный опыт действий в реальных боевых условиях. Так вот перед памятью погибших в ДРА мы обязаны этот опыт, доставшийся нам столь дорогой ценой, изучать и учитывать в военном деле, – как в теории, так и на практике.

- Вячеслав Николаевич, как журналист я не мог не задуматься над тем, почему Александр Ляховский в названии книги написал не «Афганистана», а «Афгана».  И вот что подумал.

Ведь именно это слово употребляют не только ветераны той войны, но и вообще тысячи и тысячи граждан. Да, Афганистан – это название зарубежной страны, в которой воевали наши соотечественники. Но Афган, именно Афган – это страница уже нашей истории, нашей жизни, вошедшая в плоть и кровь народа. И эта страница – и об отваге, и о горечи…

- … Мне близко ваше понимание названия книги. Более того: мне кажется, я знаю, когда произошла трансформация Афганистана в Афган.

Ведь мы вышли из ДРА достойно, с развёрнутыми знамёнами. Эту завершающую операцию блестяще провёл командующий сороковой армией генерал Громов. Так вот когда его бронетранспортёр, въезжая на мост через пограничную реку, покидал сопредельную страну, он оставлял позади себя Афганистан. Но когда Борис Всеволодович уже на нашем берегу сошёл с БТРа и обнял сына, тут  началась другая история, - история, имя которой – Афган.